Возможно, для большинства читателей фамилия Закон скажет не больше, чем слово «конституция». Но в шоу-бизнесе Дмитрий Закон – личность известная.
На заре «эпохи ВИА» начинал клавишником в ансамблях «Шестеро молодых» и «Лейся песня». Гастролировал с Высоцким и Дином Ридом. Затем – профессиональный продюсер и промоутер. Стоял у истоков Театра Аллы Пугачевой.
С начала 1990-х, уже живя в Германии, прославился как организатор гастролей звезд нашей эстрады на Западе и зарубежных «суперстар» в России.
Например, работал со Стингом, Полом Маккартни, Андреа Бочелли, Хулио Иглесиасом, Рикардо Фольи, Патрисией Каас. Более 20 лет был промоутером легендарной группы Boney M.
СЛОМАНННЫЙ СМЫЧОК УЧЕНИКА ГВАРНЕРИ
— Дмитрий, ваша фамилия уж очень смахивает на сценический псевдоним…
— Многие уверены, что это вообще криминальная кличка.
Но я родился Законом, и все мои предки – Законы. Хотя происхождение фамилии довольно туманное. У нас и шведы, и чехи, и евреи, и русские в роду.
Несколько лет назад через интернет я нашел многих однофамильцев в Америке и во Франции. Между прочим, выяснилось, что один из Законов является чуть ли не основателем Интернета.
А вот в России однофамильцев я практически не встречал. Но прикольных историй, связанных с моей фамилией, великое множество.
— Например.
— Например, моя жена юрист по образованию и я хотел, чтобы она стала прокурором. Звучало бы красиво: «прокурор Закон».
«Убийца получил «вышку» от Закона». Не получилось. В начале 1990-х она вместе со мной работала в Театре Пугачевой. Когда представлялась: «Я юрист Закон от Пугачевой», все невольно напрягались. Кстати, часто помогало.
Еще была смешная история в начале 1980-х. У нас с композитором Игорем Крутым был общий друг из Сочи — Толик Владыка.
Как-то Игорь позвонил мне и попросил подъехать к Игорю Гранову (художественный руководитель ВИА «Голубые гитары», — авт.) и что-то конфиденциально ему передать.
Я был занят и попросил об этом свою жену. Подъезжает моя супруга к Гранову, а там очень много народа, отзывает его в сторону и шепчет на ушко:
«Я — Закон. От Владыки и Крутого». Гранов, которого, видимо, заранее не предупредили, очень перепугался, и долго не мог понять, в чем дело.
— Ваш папа – известный скрипач, сокурсник Ойстраха, играл в оркестре Большого театра и преподавал в московской консерватории, мама – пианистка, вела оперный класс…
— Именно так. Поэтому, сами понимаете, у меня было мало вариантов для развития карьеры. Примерно с трех лет папа начал учить меня игре на скрипке, но тщетно.
После того, как он сломал об мою голову дорогущий смычок мастера Джильбертини, ученика Гварнери, меня сразу отдали в класс фортепиано. Было это уже в городе Горьком, где папе предложили вести кафедру.
В итоге я получил приличное классическое музыкальное образование. Но поскольку сам я в то время больше тяготел к джазу, а нам запрещали играть неклассическую музыку (было это в начале 1960-х), мы с друзьями ночами запирались в подвалах и импровизировали.
Вскоре я создал ансамбль под названием «Второе дыхание», который играл на танцах в самом престижном горьковском парке «Швейцария» и сразу стал ВИА №1 в городе.
Помню, я в неделю зарабатывал больше, чем папа с мамой вместе за месяц, хотя они пахали как проклятые, совмещая все, что можно. Наверное, это тоже повлияло на то, что классическая музыка обошла меня стороной.
СОВЕТСКИЙ МАФИОЗИ ДАРЧИЕВ
— Как вы оказались на «большой эстраде»?
— Во время гастролей Майи Кристалинской в Горьком меня попросили разок подменить ее заболевшего пианиста. В результате я проехал с ней целое турне…
Потом оказался в Краснодаре — в ВИА «Ива». Это был ансамбль типа «Песняров», только кубанского «розлива», то есть пели в основном репертуар кубанского казачьего хора, стилизованный, с костюмами.
Была безумно интересная работа! Проработал я там года два, получил квартиру на улице Красной, и хотел было жениться на дочке председателя какой-то станицы, заняться корововодством.
— И тут жизнь преподнесла сюрприз?
— Году в 1975-ом приехал мой знакомый: «Дима, срочно бросай своих коров! Есть такой крутой ансамбль — «Шестеро молодых».
И есть такой супер администратор Вилен Дарчиев. Тебя там ждут». И я поехал на переговоры к Дарчиеву в Ленинград.
— Что значит супер администратор?
— По тем временам это был, наверное, самый настоящий мафиози — в хорошем смысле слова. Это был человек, который, казалось, мог все.
Один только вид «простого конферансье» (так Дарчиев числился по документам) впечатлял: одет с «иголочки», весь в бриллиантах, золотых цепях и крестах, вокруг охранники-амбалы…
Помню, при мне он деньги выдавал, не считая. По весу! Разумеется, все это произвело впечатление. Я согласился и уже вскоре мы поехали на гастроли.
— Из ныне известных музыкантов в том составе кто-нибудь был?
— Да все сегодня известные. Коля Расторгуев, Валера Кипелов, Татьяна Маркова… Дело в ВИА «Шестеро молодых» было поставлено так: Дарчиев практически безвыездно сидел в Москве и мастерски рулил процессом, а мы «чесали» по всей стране.
В месяц давали по 70-80 концертов, причем график был расписан на 6-7 месяцев вперед. Я как «бригадир» регулярно привозил Дарчиеву денежку — наличные.
Его гениальность заключалась еще и в том, что он из любой филармонии мог вытащить наличные деньги, что по тем временам можно было сделать только с помощью какой-нибудь фантастической комбинации.
— Дмитрий Закон понимал тогда, что это чистой воды криминал?
— Очень смутно. Я это понял через несколько лет, когда трое суток просидел в Бутырке по делу директора Театра эстрады Владимирова.
Дарчиева тоже арестовали и посадили — официально якобы за то, что он давал Владимирову взятки. Нас всех долго таскали на допросы и очные ставки на Петровку, 38.
Судя по всему, Дарчиев кому-то перешел дорогу и его довольно красиво подставили. Человек, которого я считаю своим учителем в плане администрирования, погиб в середине 1980-х в уфимской тюрьме при невыясненных обстоятельствах.
ЧУТЬ НЕ ПОДРАЛСЯ С ВЫСОЦКИМ
— Как вы оказались в совместных концертах с Владимиром Высоцким?
— Эти гастроли «Шестеро молодых» плюс Высоцкий» придумал и проворачивал еще один гениальный администратор тех лет «Вась-Вась» Кондаков в 1978 году.
Мы играли первое отделение, а во втором выходил Высоцкий. У нас было по пять концертов в день – два утренних в вузах и три вечерних во Дворцах спорта.
Иногда он улетал в Москву, отыгрывал там спектакль, а мы все это время ждали его в гостинице. Прилетал, и пошло-поехало дальше.
— Общались?
— Довольно плотно. У меня с ним даже серьезный конфликт получился. Саша Кальянов где-то написал, что мы с Высоцким дрались, но это неправда. Конфликт был чисто музыкальный.
По сценарию он должен был петь три первые песни («Парус», «Кони привередливые» и, кажется, «Баньку») под наш аккомпанемент.
Мы специально сделали аранжировку «а-ля Высоцкий с оркестром», все отрепетировали. А он выходил и начинал играть и петь, как будто нас и нет.
Бывало, весь первый куплет мы «бегали», пытаясь поймать его тональность. Разумеется, нам обидно было выглядеть со стороны какими-то халтурщиками.
А конфликт возник из-за того, что несколько раз перед концертом я пытался настроить нормально его гитару – она же у него, как правило, была расстроенная. Высоцкому не понравилось, что трогают «его инструмент». Поорали друг на друга, потом помирились. И все.
— Общались после концертов?
— Естественно. Мы часто собирались у Высоцкого в номере.
Он очень много показывал нам из «неизданного» — зарисовки, которых я с тех пор вообще больше нигде не слышал. Честно говоря, я не поклонник этого жанра, но все равно цепляло, особенно тексты. И его монологи-рассказы со сцены было слушать безумно интересно.
Еще помню, постоянно приходил человек в штатском, который заранее предупреждал: «Володя, сегодня поосторожнее с репертуаром — в зале будут проверяющие.
Вот это можно спеть, а вот это нет». Высоцкий очень тяжело переживал, тем более, что эти «проверяющие» ходили почти на все концерты.
— Поклонниц избегал?
— Я бы так не сказал. Правда, один раз Марина Влади приезжала, поэтому было нельзя. А так… Ни в чем себе не отказывал. Параллельно у него был серьезный роман с нашей солисткой Мариной Школьник – совсем молоденькой и очень симпатичной.
Не буду рассказывать подробности, но тогда об их отношениях у нас знали все. Хотите, расспросите об этом ее лично – Марина после многих лет работы за границей вернулась и живет в Москве.
СОВЕТСКИЙ МИЛЛИОНЕР ЮРИЙ АНТОНОВ
— Дмитрий, как получилось, что вы оставили «клавиши» и занялись администрированием?
— В 1980 году из ВИА «Шестеро молодых» мы всем коллективом перешли в «Лейся песню». И заняться чисто администраторской работой мне пришлось вынужденно.
— Почему?
— После той железной дисциплины, которая была в прежнем коллективе, атмосфера в «Лейся песне» мне показалась настолько непрофессиональной…
Как заводская самодеятельность какая-то. Выйти на сцену с бодуна или вообще еле держась за микрофонную стойку, было не то что нормой, но, скажем так, имело место.
— Но стадионы-то были битком!
— Битком. Но надо было сделать так, чтобы коллектив функционировал правильно.
В «Шестеро молодых» было безумно строго – минута опоздания каралась приличным штрафом, две минуты – двойной штраф.
Если музыкант опаздывал на пять – машина уезжала, самолет улетал, и если ты сам не успевал к концерту – санкции были вплоть до отчисления. В «ЛП» же все было настолько фривольно, что мне пришлось взять инициативу в свои руки.
— Ваше мнение: уровень музыкантов ВИА 1970-х был высок?
— Я считаю, что он был на несколько голов выше и круче, чем сегодня.
Во-первых, все они имели музыкальное образование, что называется, «дружили» с музыкой, и у них хотя бы со слухом было все в порядке.
Во-вторых, не забывайте, чтобы дать три-четыре концерта — надо было всем задолго приехать на площадку, все отрепетировать, выстроить звук, отыграть и отпеть все «живьем». А на сегодняшний день многие даже не представляют, как это делается.
В-третьих, для ВИА песни писали самые лучшие композиторы и поэты страны. Плюс знаменитые худсоветы, куда входили члены Союза композиторов СССР, которые контролировали качество репертуара. Все было очень серьезно!
После каждой поездки заполнялись рапортички, куда вписывалось название песни, ее авторы, проставлялось количество исполняемых раз в концерте в каждом городе и сдавалось все в филармонию.
— И оттуда «по пять копеек» падало на счет ее авторов?
— Не знаю как насчет «пяти копеек», но помню, как в конце 1970-х Юра Антонов показывал мне свою сберкнижку, где официально лежало два миллиона рублей. А доллар тогда официально стоил… менее 80 копеек.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ НЕГРОВ В ЯКУТИИ
— Говорят, благодаря вам группа Boney M. обрела в России «вторую родину».
— Boney M. я стал возить сюда, когда стал их российским промоутером.
Дело в том, что в 1989 году создатель группы Фрэнк Фариан занялся другими проектами, а все права на название официально передал солистке Лиз Митчелл, которая собственно была лицом и «голосом» группы.
Мы заключили контракт, согласно которому я представлял интересы группы на всех русскоязычных территориях. В рамках этого контракта я в 1991 году организовал их гастрольный тур по России.
Только в Москве в концертном зале «Россия» Boney M. дали пять аншлаговых концертов. В начале 1990-х музыканты группы просто не вылезали отсюда. Мы прокатились даже по Якутии, Дальнему Востоку, Сибири, Поволжью…
— Им знакомы такие понятия, как «звездная болезнь»?
— Да в том-то и дело, что нет! Хотя они всемирно известные артисты, с ними намного проще, чем с некоторыми нашими, о которых завтра, может, никто и не вспомнит.
Простой пример. Однажды они вдруг сделали мне «русский сюрприз» — прилетели ко мне в Германию на день рожденья. Прилетели из Америки, отменив все свои текущие дела — специально, чтобы сделать мне приятно.
Вышли, спели песни, посвященные мне… Это дорогого стоит. Я должен сказать, что в своей жизни много видел артистов любого калибра – и звезд и суперзвезд.
Но эти люди настолько классные, приятные, человечные, да работать с ними одно удовольствие. И это несмотря на то, что приключений на их долю в России выпало не мало.
— Например.
— Однажды мы прилетели в Якутию, в Нерюнгри, когда там было за минус 50.
Спускаемся по трапу, подгоняют крошечный автобус типа Пазика. Они говорят: «Мы на следующем поедем». Автобус и уехал. А «следующего» автобуса в этих краях просто не существует.
И мы шли пешком по летному полю – они все без шапок, в «картонных» летних ботиночках. Пока мы дошли до здания аэропорта, все, конечно, были просто «готовы».
Можете себе представить – негры в 55 градусов мороза практически голышом?! В общем, мне пришлось купить всем по бутылке водки, по военному бушлату и паре валенок. Только это спасло.
А Татарии – это было в середине 1990-х – их вообще взяли в заложники. Не по их вине случилась накладка и группа прилетела на концерт, когда публика уже разошлась.
А этот концерт субсидировали местные бандиты. Они заперли Лиз и всех остальных в каком-то сарае и стали требовать денег.
Меня в той поездке не было, и я прямо из Германии руководил их освобождением. Переговоры были очень сложные. В конце концов нашли крайнего и посадили вместо музыкантов.
— Они были в шоке?
— По-моему, они сами так и не поняли, что произошло… Еще смешной был случай в Израиле, в Хайфе. Мы приехали давать концерт как раз в самый разгар израильтяно-палестинского военного противодействия.
Слышу, передают по радио: «Всем срочно в бомбоубежище!» И тут такой «град» начался, просто смертоубийство.
Они у меня спрашивают: «А что это такое гремит, сверкает, какие-то штуки летают?» «А это, — отвечаю, — салют в вашу честь!» Они так радостно заулыбались…
С КРУТЫМ ПОЗНАКОМИЛИСЬ В ТЮРЬМЕ
— У Дмитрия Закона когда-нибудь были проблемы с законом?
— Могу озвучить такую историю. (Правда, Алла просила ее не рассказывать, но будем считать, что «за давностью лет»…)
Они с Филей и с их тогдашним директором Непомнящим приехали на шоппинг ко мне в Германию. Я их утром отвез на главную улицу во Франкфурте.
Вдруг в полдень у меня в офисе раздается звонок: «Фрау Пугачефф и герр Киркорофф — ваши клиенты?» «Да, — говорю. — А в чем дело?» «Срочно приезжайте в полицейский участок».
Подъезжаю и наблюдаю картину: огромная клетка, в которой сидят какие-то негры с синяками, проститутки, наркоманы, бомжи… А рядом трое голубчиков в наручниках: Пугачева, Филипп и Непомнящий.
Алла, конечно, молча не сидела — высказывалась по полной: так вас растак! Я офицеру говорю: «Это же рашн суперстар!» Ноль внимания. Стали разбираться – никто нам толком объяснить ничего не может.
Преступники, и все! Они так и просидели до глубокой темноты, я им через решетку бутерброды просовывал… А случилось следующее.
Алла набрала в магазине гору шмоток, а когда стала рассчитываться, продавщица нажала на педаль вызова секьюрити. Их всех скрутили, отправили в обезьянник, в гостинице, где они проживали, перевернули все вверх дном.
— Что же в итоге произошло?
— Марки, которыми она рассчитывалась, оказались фальшивыми.
Незадолго до этого Пугачева гастролировала по «братской» ГДР, и там с ней по-королевски расплатились подделками. А откуда Алле знать, как выглядят и какие на ощупь немецкие деньги? Отработала, гонорар получила и тут же уехала на другие гастроли…
Короче, мне все свои связи пришлось задействовать, чтобы их выпустили и дело замяли. А ведь немцы суровы по части фальшивых денег. Могли и посадить.
— Вы сами по ту сторону решетки оказывались?
— Один раз было дело. 1971 год.
ВИА «Ива», где я тогда работал, участвовал в сборном концерте в Краснодаре, на который приехали «Самоцветы», «Веселые ребята», короче, весь цвет ВИА того времени.
А там была такая добрая традиция: после концерта музыканты покупали несколько ящиков вина и собирались в зале местной филармонии. Выпивали и играли, что хотели — друг для друга.
И вот. Только мы начали играть, как вдруг влетает «группа захвата» — человек двадцать милиционеров. Всех в наручники и в каталажку. Оказывается, жители соседних домов пожаловались, что «в зале филармонии началась групповая оргия и кого-то уже насилуют»…
Сидим в обезьяннике, а с ребятами из неизвестного ВИА «Поющие юнги» из города Николаева я даже познакомиться не успел. Решили восполнить этот пробел. Получилось очень смешно.
Один юноша говорит: «Меня зовут Саша Серов». Я представился: «Дима Закон». А другого «поющего юнгу» звали… Игорь Крутой.
Просидели мы до утра, потом получили по выговору по комсомольской линии. Кстати, как-то видел интервью Крутого, он так и сказал: «А вот с Димой Законом мы познакомились в тюрьме».
ПРОЕКТ «ОЛЬГА ПУТИНА»
— Самый необычный ваш проект…
— У меня был проект, который я сам придумал и одно время активно раскручивал. Назывался он «Ольга… Путина».
Шел 2000-й год, Путин уже президент. И была певица (на мой взгляд, небесталанная!) — немка, эмигрировавшая в Германию с нашего Поволжья.
Самое удивительное, что она внешне была похожа на Владимира Владимировича, и даже отчество полностью соответствовало — «Владимировна» (по паспорту — Ольга Владимировна Гетте).
Мы записали с ней несколько шикарных песен Кима Брейтбурга, словом, сделали ей некий репертуарчик. Организовали тур по Германии.
Придумали красивую «биографию» — дескать, когда она родилась, наш президент как раз служил на немецкой земле. Потом я позвонил Славе Добрынину: дай, мол, какой-нибудь шлягер, и я привезу тебе суперпроект — закачаешься!
И вот концерт, посвященный дню рождения Добрынина. Причем не где-нибудь, а в Кремле. Ольгу (видимо, как Путину) поместили в вип-гримерную Иосифа Кобзона. Все с вопросом «кто такая?» — ко мне.
Я молчу изо всех сил. «На эту тему вопросы задавайте не мне». И поднимал глаза к кремлевским звездам. Вышла. Шикарно спела.
— А дальше?
— А дальше мне дали понять, что «будут проблемы». Скажу так: был серьезный звонок из неких структур. Проект закрылся.
А жаль — «фишка» была сильная. Эта история мне очень напомнила историю «Ласкового мая», когда Андрей Разин раскручивал группу, представляясь «сыном Горбачева».